[sort-of-want]

Благодаря JennyFair, нашёл рассказ, по которому была написана песня "Орландина" ))))) Он во многом похож на повесть Казота "Влюблённый Дьявол" )))))))))))))))
Ян Потоцкий

ИСТОРИЯ ТИБАЛЬДА ДЕ ЛА ЖАКЬЕРА (из "Рукописи, найденной в Сарагосе")

Жил-был в одном французском городе, стоящем на берегах Роны и называемом Лион,
богатый купец по имени Жак де ла Жакьер. Жак принял эту фамилию после того, как
бросил торговлю и был избран первым советником,- должность, предоставляемая
лионцами только людям зажиточным и с безупречной репутацией. Именно таким и был
почтенный советник де ла Жакьер: покровитель бедных, благодетель монахов и
священников, которые суть истинные бедняки перед господом.

Но совсем не похож на отца был единственный сын советника, прапорщик королевской
гвардии господин Тибальд де ла Жакьер, шалопай, забияка, гроза девушек, игрок,
враг оконных стекол и фонарей, кутила и богохульник. Часто случалось ему ночью
останавливать мирных горожан, чтобы обменять у них свой старый плащ либо
поношенную шляпу на новые. Вскоре слухами о подвигах господина Тибальда
наполнились Париж, Блуа, Фонтенебло и другие королевские резиденции. В конце
концов дошли они и до нашего светлейшего государя, светлой памяти Франциска I.
Разгневанный проделками дерзкого вояки, он отослал его в наказание к отцу,
почтенному советнику де ла Жакьеру, жившему тогда возле площади Белькур, на углу
улицы Сен-Рамон.

В отцовском доме молодого Тибальда встретили с такой радостью, словно он
вернулся из Рима, наделенный всеми видами отпущений от святого отца. По случаю
его приезда заклали не только тучного тельца, но советник де ла Жакьер устроил
целый пир, потратив на это больше золотых, чем было пирующих за столом. Дело не
ограничилось и этим. Провозглашались тосты за здоровье единственного сына, и
каждый желал ему побольше рассудительности и благоразумия. Но эти благие
пожелания пришись ему не по вкусу. Беспутный юноша взял со стола золотой кубок и,
наполнив его вином, воскликнул:

- Тысяча проклятий самому дьяволу! Осушая этот кубок, клянусь отдать ему свою
кровь и душу, если когда-нибудь изменюсь!

При этих страшных словах у пирующих волосы встали дыбом, некоторые
перекрестились, а иные поднялись из-за стола. Господин Тибальд тоже встал и
вышел прогуляться на площадь Белькур, где встретил двух давнишних своих
приятелей, таких же бездельников, как он сам. Он заключил их в объятия, привел к
себе в дом и приказал принести для них несколько бутылок вина, не обращая
внимания ни на отца, ни на остальных гостей.

Так повел себя Тибальд в первый день после своего возвращения. На дургой он
повторил то же самое и в дальнейшем продолжал вести такой же образ жизни.

Бедный отец, терзаемый горем, решил обратиться к своему патрону, святому Иакову,
и поставить у его алтаря восковую свечу стоимостью в десять ливров, украшенную
двумя золотыми кольцами, по пять марок каждое. Но, укрепляя свечу на алтаре, он
уронил ее и опрокинул серебряный светильник, горевший перед святым образом.
Советник велел отлить свою свечу по другому поводу, но, считая самым важным
возвращение сына на путь истинный, с радостью совершил эту жертву. Однако,
увидев свечу на земле и светильник опрокинутым, усмотрел в этом дурное
предзнаменование и печальный вернулся домой.

В тот же день Тибальд устроил пир для своих друзей. После того, как было
опорожнено множество бутылок и уже давно настала ночь, они втроем вышли на
площадь Белькур. Там они взяли друг друга за руки и стали, задрав головы,
расхаживать взад и вперед по площади, как обычно делают распутники, желающие
привлечь к себе внимание девушек. На этот раз, однако, им не повезло: вокруг -
ни одной женщины, и ночь была такая темная, что в окнах тоже нельзя было увидеть
ни одной.

Когда им надоело одиночество, молодой Тибальд грубым голосом и, по своему
обыкновению, чертыхаясь воскликнул:

- Тысяча проклятий самому дъяволу, которому я готов прозакладывать свою кровь и
душу, если он не пришлет мне сейчас же свою дочь. Я бы с ней переспал, до того
от вина кровь разыгралась!

Эта речь не понравилась приятелям Тибальда, которые еще не были такими
закоренелыми грешниками, и один из них промолвил:

- Подумай, друг: ведь сатана - вечный враг человека, и нет нужды просить его и
называть по имени, чтоб он человеку навредил!

На что Тибальд возразил:

- Как я сказал, так и сделаю!

В это мгновение трое бездельников увидели, что из-за угла вышла закутанная в
покрывало женщина, статная и, по-видимому, совсем молодая. За ней бежал
арапчонок, но вдруг споткнулся, упал ничком на землю и разбил фонарь, который
нес в руке. Молодая незнакомка испугалась и стала озираться по сторонам, словно
не зная, как ей быть.

Господин Тибальд сейчас же подошел к женщине и весьма учтиво предложил ей руку,
чтобы проводить ее до дому. Бедная девушка после минутного размышления,
согласилась. Господин Тибальд, вернувшись к приятелям, промолвил вполголоса:

- Видите: тот, кого я вызывал, недолго заставил себя ждать. До свидания,
покойной вам ночи!

Друзья поняли, что он хотел сказать, и простились с ним, смеясь и пожелав ему
приятно провести время.

Тибальд взял незнакомку под руку, арапчонок тотчас же с погасшим фонарем пошел
вперед. Сперва казалось, молодая женщина от смущения была близка к обмороку; но
скоро она пришла в себя и смелее оперлась на руку спутника. Несколько раз она
споткнулась; при этом она сжимала его руку, чтобы не упасть. Со своей стороны,
Тибальд, желая поддержать незнакомку, прижимал ее руку к сердцу, всякий раз,
однако, с величайшей осторожностью, чтобы не вспугнуть дичи.

Они шли вместе так долго, что в конце концов Тибальд подумал, уж не заблудились
ли они среди улиц Лиона. Но он не стал жалеть об этом, полагая, что теперь
красавица не будет так дорожиться. Тем не менее, чтобы заранее знать, с кем он
имеет дело, он предложил ей присесть отдохнуть на каменной скамье у дверей
какого-то дома. Незнакомка согласилась, и они сели рядышком. Тибальд, не теряя,
времени, учтиво взял ее за руку и с непривычным для него остроумием промолвил:

- Прекрасная блуждающая звезда, раз моя звезда судила мне нынче ночью встретить
тебя, будь так добра - скажи мне, кто ты и где живешь.

Молодая женщина, после некоторого колебания, набравшись смелости, начала так.

ИСТОРИЯ ПРЕЛЕСТНОЙ ДЕВУШКИ ИЗ ЗАМКА СОМБР-РОШ

Меня зовут Орландина, по крайней мере, так называли меня несколько человек,
живших вместе со мной в замке Сомбр-Рош в Пиренеях. Я не видела ни одного
человеческого существа, кроме моей дуэньи, которая была глухая, служанки,
которая так сильно заикалась, что ее можно было считать немой, да старого
слепого привратника.

У привратника было не много дел, так как он только раз в год отворял ворота - и
то одному только господину, приезжавшему к нам, чтобы взять меня за подбородок и
поговорить с моей дуэньей на бискайском наречии, которого я совем не понимаю. К
счастью, я уже умела говорить, когда меня заперли в замке Сомбр-Рош, - иначе
никогда не научилась бы в обществе двух моих подруг по заключению. Что касается
слепого привратника, я видела его, когда он подавал нам обед через единственное,
да и то зарешеченное окно. Прадва, моя глухая дуэнья иногда кричала мне в уши
какие-то моральные наставления, но я понмала их не больше, чем если бы была сама
такой же глухой, как она, когда она, например, толковала мне о супружеских
обязанностях, ни разу не объяснив, что такое супружество. Не раз говорила она
мне и о других вещах, но никогда не давала никаких объяснений. Часто также заика-служанка
пыталась рассказать мне какую-нибудь историю, по ее уверению, очень забавную, но,
запнувшись на первой же фразе, останавливалась и уходила, лепеча извинения,
которые давались ей с таким же трудом, как самая история.

Я тебе уже сказала, что у нас было только одно окно,- во всяком случае, только
оно выходило на большой двор замка; остальные открывались на другой двор, где
росло несколько деревьев, изображавших сад, и откуда выход был только в мою
комнату. Там у меня были посажены кое-какие цветы, и уход за ними был
единственным моим удовольствием. Нет, была еще одна столь же невинная забава:
большое зеркало, в которое я гляделась каждое утро, как только вставала с
постели. Моя дуэнья, неодетая, тоже приходила глядеться, и я забавлялась,
сравнивая ее фигуру с моей. Предавалась я этому развлечению и перед отходом ко
сну, когда дуэнья уже спала. Иногда я представляла себе, что вижу в зеркале
подругу моего возраста, отвечающую на мои движения и разделяющую мои чувства. И
тем сильней поддавалась самообману, чем больше эта игра мне нравилась.

Я уже говорила о важном сеньоре, который раз в год приезжал в замок, брал меня
за подбородок и разговаривал с моей дуэньей на бискайском наречии. Однажды этот
господин, вместо того чтоб брать за подбородок, взял меня за руку, подвел к
карете, в которой заключил, как в темнице, вместе с моей дуэньей. Смело могу
сказать - "заключил", так как свет проникал в карету только сверху.

Вышли мы оттуда на третий день или, вернее, на третью ночь, так как достигли
цели нашей поезлки, когда уже смеркалось. Какой-то незнакомец отворил дверцу
кареты и промолвил:

- Вы находитесь па углу площади Белькур и улицы Сен-Рамона. Угловой дом
принадлежит советнику де ла Жакьеру. Куда прикажете вас отвезти?

- Прикажите въехать в первые ворота за домом советника,- ответила моя дуэнья.

Тут Тибальд насторожился, так как в самом деле рядом с их домом жил один
дворянин по имени де Сомбр Рош,слывший невероятным ревнивцем. Он много раз
хвалился перед Тибальдом, что докажет ему возможность иметь верную жену; говорил,
что растит у себя в замке прелестную девушку, на которой женится, чтобы
подтердить правоту своих слов. Но молодой Тибальд совсем не знал, что в
настоящее время девука находится в Лионе, и страшно обрадовался, что она попала
к нему в руки. Между тем Орландина продолжала свой рассказ:

- Мы въехали в ворота. Нас провели в просторные и богатые покои, а оттуда по
витой лестнице на башню, откуда, как мне показалось, днем можно видеть весь
город. Но я ошиблась, оттуда даже днем ничего нельзя было увидеть, так как окна
были затянуты толстым зеленым сукном. Взамен башня освещалась хрустальной
люстрой, украшенной эмалью. Дуэнья усадила меня в кресло и для развлечения дала
мне свои четки, а сама вышла и задвинула за собой дверь на засов.

Оставшись одна, я отложила в сторону четки, взяла ножницы, висевшие у меня на
поясе, и разрезала зеленую материю, закрывавшую окно. Напротив я увидела другое
окно, а сквозь него - ярко освещенную комнату, в которой сидели за столом три
молодые девушки и трое молодых людей невообразимой красоты. Они пели, пили,
смеялись, юноши ухаживали за девушками, даже иногда брали их за подбородок, по с
совсем другим выражением лица, чем тот сеньор в Сомбр-Рош, который, однако,
только с этой целью приезжал в наш замок. Потом эти девушки и молодые люди
начали понемногу сбрасывать одежды, как я обычно делала по вечерам перед
зеркалом. И делали они это, как я, а не так, как моя старая дуэнья.

Тут Тибальд понял, что речь идет об ужине, которым он угощал вчера своих
приятелей. Обняв стройный стан Орландины, он прижал ее к своему сердцу.

- Именно так делали и молодые люди,- продолжала Орландина.- И, по-моему, они
страшно друг друга любили. В конце концов один из пирующих сказал, что умеет
любить лучше других. Двое остальных утверждали то же каждый о себе. Девушки
разошлись в мнениях. Тогда тому, кто первый похвалился своим искусством, пришел
в голову оригинальный способ доказать его на деле.

При этих словах Тибальд, хорошо помнивший все, что было на пирушке, покатился со
смеху.

- Что же это за способ, пркекрасная Орландина? - промолвил он.

- Ах, не смейся, сеньор. Уверяю тебя, что это был необычайно приятный способ, и
любопытство мое все возрастало, как вдруг дверь отворилась. Я бросилась к четкам
- вошла моя дуэнья.

Она взяла меня за руку и повела в карету, которая уже не была замкнута, как накануне,
и, не будь ночь так темна, я могла бы видеть Лион во всех подробностях,- по тут
поняла только, что едем мы куда-то далеко. Вскоре мы миновали городские стены и
остановились у-последнего дома предместья. На вид это обыкновенная хижина, даже
крытая соломой, а внутри - все по-другому, в чем ты сам убедишься, если только
арапчонок не забыл дороги, но я вижу, он позаботился насчет света и зажег фонарь.

На этом Орландина кончила свой рассказ. Тибальд поцеловал ей руку и спросил:

- Скажи, заблудившаяся красавица, ты одна живешь в этой хижине?

- Совсем одна,- ответила незнакомка,- с одной только дуэньей да арапчонком. Но
не думаю, чтобы дуэнья уже успела вернуться домой. Сеньор, приезжавший гладить
меня по подбородку, велел мне прийти к его сестре. Так как он не мог прислать за
мной кареты, которую послал за священником, мы пошли пешком. На улице кто-то
остановил нас, чтобы сказать мне, что я красивая. А глухая дуэнья подумала, что
он позволил себе какую-то грубость, и стала отвечать. Собралось много народу,
стали вмешиваться в спор. Я испугалась и кинулась бежать. Арапчонок побежал за
мной, упал и уронил фонарь; я не знала, что делать, но, к счастью, встретила вас.

Восхищенный этим простодушным рассказом, Тибальд возобновил свои ухаживания, как
вдруг появился арапчонок с зажженным фонарем, свет которого упал на лицо
Тибальда.

- Что я вижу! - воскликнула Орландина.- Того, кто вчера хвалился своим
искусством!

- Ваш покорный слуга! - ответил Тибальд.- Но, смею вас уверить, то, что я делал
вчера, ничто по сравнению с тем, чего может от меня ждать приличная, благородная
дама. А ни одна из вчерашних девушек этого названия не заслуживает.

- Как же так? А мне показалось, что ты так любишь этих трех девушек... -
перебила Орландина.

- Лишнее доказательство, что на самом деле я не люблю ни одной.

Орландина щебетала, Тибальд прижимался к ней, и так они сами не заметили, когда
дошли до одинокой хижины в конце предместья, дверь которой арапчонок отпер
ключом, висевшим у него на поясе. Внутренность ее не имела ничего общего с
наружным убожеством. Фламандские ткани с прекрасными рисунками, изображающими,
казалось, живые фигуры, покрывали стены. Под потолком висели серебряные люстры
искусной работы. Дорогие шкафы из слоновой кости и черного дерева, кресла
генуэзского бархата, украшенные золотой бахромой, стояли возле упругих диванов,
крытых венецианским муаром.

Но Тибальд на все это не обратил внимания, он видел только Орландину и ждал
развязки удивительного приключения.

Между тем арапчонок пришел накрывать на стол, и только тут Тибальд заметил, что
это не ребенок, как ему казалось, а старый черный карлик отвратительной
наружности. Однако маленький человечек принес вещи, отнюдь не противные: большое
позолоченное блюдо, на котором дымились четыре куропатки, аппетитные и отлично
приготовленные, а под мышкой у него была бутылка пряного вина. Наевшись и
напившись, Тибальд почувствовал, словно по жилам его побежал огонь. Что же
касается Орландины, то она мало ела, но все время посматривала на своего
собеседника, то бросая ему нежные и невинные взгляды, то всматриваясь в него
такими злыми глазами, что юноша совсем терялся.

Наконец арапчонок пришел убирать со стола. Тогда Орландина взяла Тибальда за
руку и сказала:

- Как мы будем проводить этот вечер, прекрасный кавалер?

Тибальд не знал, что на это ответить.

- Мне пришла в голову одна мысль,- продолжала она.- Видишь вон то большое
зеркало? Давай смотреться в него, как я делала в замке Сомбр-Рош. Мне тогда
очень нравилось сравнивать фигуру дуэньи с моей; а теперь хочется посмотреть,
какая разница между тобой и мной.

Орландина пододвинулся кресло к зеркалу, потом расстегнула сверху камзол
Тибальда и сказала:

- Шея у тебя, как моя, плечи тоже,- но грудь до чего непохожа! Год тому назад
этой разницы еще не было, но теперь я своей просто узнать не могу, так она
изменилась. Сними, пожалуйста, пояс и расстегни кафтан. А это что за бахрома?

Тибальд совсем потерял голову,- он понес Орландину на кровать и уже почитал себя
счастливейшим из смертных... Но вдруг почувствовал, как будто ему запустили
когти в шею.

- Орландина! - воскликнул он. - Орландина! Что это значит?

Никакой Орландины больше не было: вместо нее Тибальд увидел какие-то до тех пор
незнакомые ему очертания.

- Я не Орландина! - крикнуло чудовище страшным голосом. - Я - Вельзевул!

Тибальд хотел было призвать на помощь Спасителя, но сатана, угадав его намерения,
схватил его зубами за горло и не дал ему произнести этого святого имени.

Утром крестьяне, везшие овощи в Лион на базар, услыхали стоны, доносившиеся из
развалин дома у дороги, служивших свалкой падали. Войдя туда, они увидели Тибальда,
лежащего на разлагающемся трупе животного. Крестьяне подняли неизвестного,
отвезли его в город, и несчастный де да Жакьер узнал своего сына.

Юношу уложили в постель; вскоре Тибальд как будто стал приходить в себя и
наконец почти неслышно промолвил:

- Откройте дверь этому святому отшельнику, откройте скорее.

Сначала никто не понял, но дверь открыли и увидали почтенного монаха, который
сказал, чтоб его оставили наедине с Тибальдом. Требование было исполнено, и
дверь за ним заперта.

Долго еще слышались увещанья отшельника, на которые Тибальд громко отвечал:

- Да, отец мой, я раскаиваюсь в грехах своих и возлагаю всю свою надежду на
божье милосердие.

Наконец, когда все утихло, открыли дверь. Отшельник исчез, а Тибальд лежал
мертвый, с распятьем в руках.

Перевод Д.Горбова